«Родная речь певцу земля родная…». Ко дню рождения русского поэта-символиста Вячеслава Иванова (1866–1949)
«У него было такое ослепительное словотворчество, но не только поэзия была у него на первом плане, а и философия, и религия, и история».
(Алексей Лосев)
Поэзию Вячеслава Иванова даже признанные литературные критики частенько называют «учёной», «умственной» и «филологической», с чем сложно не согласиться: предмет его поклонения – античная мифология Древней Греции и Древнего Рима, он применяет самые невероятные формы и размеры стиха, создает новые, хотя и абсолютно понятные для русскоязычного читателя слова – «рыскучий волхв», «багрянородная тюрьма», «огнежалый перун». Поэзия Иванова – это неиссякаемая кладезь культурных символов, применяемых мастером «согласно строю своей современной души» (А. Блок).
Будь жаворонок нив и пажитей – Вергилий,
Иль альбатрос Бодлер, иль соловей Верлен
Твоей ловитвою, – всё в чужеземный плен
Не заманить тебе птиц вольных без усилий,
Мой милый птицелов, – и, верно, без насилий
Не обойдёшься ты, поэт, и без измен,
Хотя б ты другом был всех девяти камен,
И зла ботаником, и пастырем идиллий.
Затем, что стих чужой –
что скользкий бог Протей:
Не улучить его охватом ни отвагой.
Ты держишь рыбий хвост, а он текучей влагой
Струится и бежит из немощных сетей.
С Протеем будь Протей,
вторь каждой маске – маской!
Милей досужий люд своей забавить сказкой.
В московской гимназии юного Вячеслава считали чуть ли вундеркиндом, он самостоятельно овладел древнегреческим языком, и преподаватели не считали зазорным консультироваться с подростком при переводах сложных учебных текстов. Без особых усилий поступил в Московский университет, правда, проучился в нем недолго – в двадцатилетнем возрасте решил жениться и вместе с молодой женой отбыл для продолжения образования за границу, проведя там десять лет, бывая на родине лишь наездами.
В 1905 году любвеобильный Иванов уже со второй супругой Лидией Зиновьевой–Аннибал возвращается в Петербург, где становится признанным теоретиком и духовным лидером символизма. В его доме на Таврической улице, и сегодня известном каждому петербуржцу как Башня, проходил самый знаменитый в начале ХХ века литературный салон – «ивановские среды».
«Живем на верху круглой башни над Таврическим парком с его лебединым озером. За Невой – фантастический очерк всего Петербурга до крайних боров на горизонте. В сумеречный час ухают пушки, возвещая поднятие воды в Неве, и ветер с моря, крутя вихрем желтые листья парка, стонет и стучится в мою башню».
Литературно-артистическая богема единогласно провозгласила соборность русской культуры и, прежде всего, театрального действия, в которое естественным образом должны вовлекаться народные массы – с выходом актеров с театральных подмостков на улицу. Для продвижения идей символизма Вячеслав Иванов создал и новое издательство «Оры», являющееся антагонистом брюсовскому издательству «Скорпион», где пропагандировалось исключительно «искусство ради искусства».
Александр Блок впервые прочел на «ивановских средах» свою «Незнакомку», Всеволод Мейерхольд в театрике при Башне показал спектакль «Поклонение Кресту» по пьесе Кальдерона, постоянными гостями были Андрей Белый, Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, художники Лев Бакст, Константин Сомов, Мстислав Добужинский, философ Николай Бердяев, назвавший эти собрания творческой интеллигенции «утонченной культурной лабораторией».
Вы, чей резец, палитра, лира,
Согласных Муз одна семья,
Вы нас уводите из мира
В соседство инобытия.
И чем зеркальней отражает
Кристалл искусства лик земной,
Тем явственней нас поражает
В нём жизнь иная, свет иной.
И про себя даёмся диву,
Что не приметили досель,
Как ветерок ласкает ниву
И зелена под снегом ель.
Октябрьскую революцию поэт ожидаемо не принял, хотя и демонстрировал лояльность к новой власти – руководил театральным и литературным отделом Наркомпроса, читал лекции в Пролеткульте, работал в издательстве «Алконост». В голодное и холодное время начала 1920-х закончил свою известную диссертацию «Дионис и прадионисийство» – видимо, таким образом пытаясь сохранить себя и не потеряться среди всеобщего хаоса и разрухи. Стихов почти не писал – растворилась и исчезла благодатная почва, чтобы «претворить свои чувства в искусство».
В августе 1924 года бывший завсегдатай Башни, а ныне влиятельный нарком просвещения Анатолий Луначарский поспособствовал выезду Вячеслава Иванова в Италию, где тот и поселился, занимаясь чтением лекций и переводами Сафо, Эсхила и Петрарки. Но и «рифмы проснулись» – в эмиграции Иванов создает великолепный по звучанию цикл «Римских сонетов»:
Вновь, арок древних верный пилигрим,
В мой поздний час вечерним 'Ave Roma'
Приветствую как свод родного дома,
Тебя, скитаний пристань, вечный Рим.
Мы Трою предков пламени дарим;
Дробятся оси колесниц меж грома
И фурий мирового ипподрома:
Ты, царь путей, глядишь, как мы горим.
И ты пылал и восставал из пепла,
И памятливая голубизна
Твоих небес глубоких не ослепла.
В течение 55 лет Иванов работал над главным трудом всей своей жизни — «Повестью о Светомире царевиче», стилизованной под средневековую былину. В России «Повесть» впервые опубликовали лишь в 2015 году в межиздательской серии «Литературные памятники».
Уж ты, Раю мой, Раю пресветлый,
Ты почто? еси мне заповедан?
И куда ж от меня затворился,
Невиди?мою схимой покрылся?
Али мною ты, Раю, погублен?
Али в горняя, Раю, восхищен
И цветешь в небеси на возду?сех,
А сыру землю си?ру покинул?
«Его стихи трудно считать только поэзией, или только философией, или только религией. Они представляют собой цельное отношение человека к окружающему, которое трудно даже назвать каким-нибудь одним именем», – так охарактеризовал творчество Вячеслава Иванова один из последних представителей культуры Серебряного века в России философ и филолог Алексей Лосев, – «Иванов закрытый поэт. И чтобы доказывать его поэтическую мощь, оригинальность, надо вскрывать заложенный в его поэзии смысл — с одной стороны, а с другой — требовать от читателя усиленной образованности и постоянной работы мысли».

Сегмент молодежной литературы стал одним из главных трендов на книжном рынке

Вселенная «Звездных войн» продолжает расширяться

«”Коридор затмений” не имеет границ…»
